Походы Викингов
Так северные жители занимались воинским ремеслом и жили войной до того самого времени, когда христианская вера утвердилась на севере. Ничто не спасало от них - ни отдаленность Испании, ни великое могущество франков, ни огражденное морем государство англосаксов, ирландцев и шотландцев, ни дикая храбрость и численное превосходство славян и чуди. Для грабежа, владений и добычи викинги ездили к дальним и близким берегам, в страны, никому не известные, и к народам, которых название они никогда не слыхали. Без компасов и квадрантов они плавали по самым обширным морям, без осадных орудий брали укрепленные города и замки.
Черное, Каспийское и Средиземное моря носили их флоты. Немецкое и Северное море, также Балтийское, с его утесами и отмелями, были для них родными местами. С одной стороны они проникли до Ледовитого океана, открыли путь около Нордкапа в Белое море и посещали богатую Бьярмию; с другой устремлялись в Испанское море и через Гибралтарский пролив в Средиземное, берега которого они также посещали и высаживались на почву Италии. От Нордкапа до Гибралтарского пролива они повелевали всем океаном и впадающими в него реками; Фарерские острова, Исландия, Гренландия, Северная Америка принадлежат к числу их открытий; между тем, как эти страны, отчасти не обитаемые, впервые населялись скандинавскими поселенцами, викинги переплывали Балтийское море и по ту сторону его покоряли славянские и чудские племена - в то же время другие викинги завоевывали часть Франции, Англии, основывали государства в Ирландии и на Гебридах, овладевали Шотландскими островами, нападали на Шотландию. Одни сражались с маврами в Испании и на африканском берегу, другие - с теми же маврами на Каспийском море, и посещали азиатские народы. У сарацинов они отняли Сицилию, у греческих императоров и ломбардских князей - южную Италию; даже Константинополя нередко угрожали соседние с ним норманнские государства. От тех же викингов с севера посылались вспомогательные войска их землякам, утвердившимся в Англии и Ирландии. Другие отряды вели борьбу с Грецией, защищали знамя и столицу империи, охраняли дворец и особу императора. Так, словно на картине, является история викингов. Они разъезжали по всем морям и странам, разведывая, нельзя ли где сделать какое завоевание или приобрести владение, испытывали силы во всех приключениях и опасностях и искали славы смелыми делами.
Высеченные на камне руны еще поныне сохраняют память о многих викингах из Свейской и Готской земель, погибших в походах в восточные и западные страны. Рагнвальд из Эда в Уплпндии был вождем пехотного войска в Греции, а Мерзе из Тиллинга нажил там большое богатство для своих наследников. Видбьерн из прихода Данмарка близ Упсалы, Кетилль из Фрстада - называются на памятниках мореплавателями в Грецию; также и об Аке из Эрнтуны надпись сказывает, что он направлял суда в Греческое море. Такие же поездки предпринимали Торд Ярлсон из херада Уллеракера, Туке из херада Ангарна, Свейн и его сын Торд из Эда и много других уроженцев Упландии, имена которых, написанные рунами, отчасти изгладило время; известно только то, что все они пали в Греции или в ней кончили свою жизнь. То же самое рассказывают о каком-то Асуре из прихода Гегбы в Восточной Готии, или Готландии (Oestergotland). В Греции же умерли Хединвар, Нафвельсон и Ульриф, оба из Седерманландии, один из Спиллевика, другой из Рабы и еще третий из Тумбо. В приходе Хвитарюде в Финхедене и Смоланде (Hvitaryd in Finheden und Smuland) находится каменный памятник с рунами, поставленный отцом в честь сына своего, Свейна, молодого еще человека, скончавшегося на Востоке, в Греции.
Олаф, из прихода Стура Мальм (Большой Мальм) в Седерманландии, после многих военных подвигов на Востоке, кончил дни свои в Лангбардоландии (Ломбардии). Там же скончался и Хольме из прихода Тебы в Упландии.
На одном алтарном камне в центре Гамла Упсалы (Старой Упсалы) прочли имя, написанное рунами, Ватарфа, плавателя в Англию. Керфаст из Скультуны в Вестманландии, и другой, имя коего стерлось уже от времени на камне в его приходе Дантуне, несколько раз, по словам надгробных памятников их, ездили в Англию. Сохранился также памятник о странствовании в Англию Бруса из Гестрикландии и о его брате, которого он сопровождал туда. Тут же поселился и Фейра из Геггебы в Упландии. В Англии умерли Осл из Лундбы в Вестманландии, Туке из Каги в Восточной Готландии, Каре из прихода Бербы, Текгаммар из прихода Свира Нюкирке в Седерманландии и неизвестный из Гельштада в Упландии. Там же умерли Гуннар Грудерсон из Нефвельсе, Гуннар Сандсе в Нюдингене в Смоланде и Торир с неизвестным из прихода Берги в Финхейде. В Английском море утонул неизвестный родом из Тумба в Седерманландии и Свейн из херада Лигундры в Ютландии во время своей поездки в Англию.
Твердо и бесстрашно стоял на корабле Гудмар из Рабы в Седерманландии во время плавания на запад, а Спют из Кюлы проник далее, сражался и брал замки. Во время плавания туда же окончили дни свои Рагнар из Лерба, Сельве из Бетны и Геберн из Ардалы, все седерманландцы, и один неизвестный из Едсверы в западной Готландии: имя его когда-то читалось на камне, где замечено, что он был чрезвычайно воинственен. С Гаути, или Гути, отправлялись в поход на запад: Асур, сын Хакона, ярла из Бро в Упландии, Свейн из Гасинги в Седерманландии и Тьяльфер из Ландерида в Восточной Готландии. Редфос из Готландии в плавание своем был убит коварным образом бламинами (маврами).
Бьерн из Лунда в Упландии делал нападения на Вирландию, Аскер из Ветхольма прославился в Ливонии и Олаф из Асарпа - в Западной Готландии: он знаменит своей смелостью и лишиося жизни в Эстонии. Свейн с острова Селы (на озере Меларен) в Седерманландии часто ездил на своем дорогом корабле мимо Думснеса в Семигаллию. На одном камне в приходе Туринге, покрытом рунами, сказано, что он поставлен в память мужа, который пал как вождь одного отряда в Гардуне (Гардарике, Хольмгарде). В Хольмгарде пал также Сигвид из Сетерштама в Седерманландии, ездивший на своем длинном судне. Много других, по свидетельству их надгробных камней, пало в царстве, лежащем на востоке (Auster, Austriki), то есть в землях по ту сторону Восточного (Балтийского) моря. Там убит и Ингемунд, сын ярла из херада Уллеракера; там умер сын Гисмундера из Аттундаландии и херада Валлентуны; там пали братья Торкиль и Стурбьерн, хорошие воины, надгробный камень которых и теперь можно видеть близ Вестра Тифстеген, в приходе Вагнхераде, в Седерманландии; кроме того, там же пали Ескиль из бокштада, Соме из херада Иеанкера, Ингефаст и его племянники, сыновья Хольмфаста из округа Седертеле; там же пали вестготы Есберн и Юла, храбрые мужи, и остгот Ингвар из Табю, надгробный камень которому поставлен был отцом его, Сикстеном.
Нельзя также не упомянуть об Ингваре, который плавал далеко на юг и восток до сарацинской земли. До сих пор открыто 14 или 15 камней, поставленных в память вождей, принимавших участие в его долговременном путешествии. Из Упландии ездил с ним Саб.. (Сиббе?) из Онсалы, на собственном корабле; начальником на другом его корабле был тот муж, которому памятник, с изглаженной до половины надписью, находится в приходе Свингарне в Фьердгундраландии; в походе принимали также участие Гунвид из Тьерпа, Анунд из Гатуны и Гунлейф из Грана (в память его поставлены пятью его сыновьями два камня с руническими надписями, один из них - в Офвергранском приходе, другой - в Иттергране, в Гатунском хераде); из Остерготландии ездил Гуте, или Гете, с отрядом войска для усиления Ингвара; из Седерманландии Ульф, из прихода Ескильстуны, Скарф из прихода Клостера, Хольмвид из Кюлы, Бурстайн из Ардалы, Гуке из Боткюрки, Хольмстейн из Тистберги: все они погибли с Ингваром в этом походе. В позднейшее время в замке Грифсхольме открыт был камень, лежащий у подножья тамошней башни, с рунической надписью следующего содержания: "Тула поставил этот камень сыну своему, Хаварду, брату Ингвара: они бесстрашно плавали в самую даль, в Кули и еще дальше к востоку... умерли на юге в Серкланде (в земле сарацинов)". Памятник самому Ингвару еще не открыт.
Сколько можно заключать из многочисленных камней с высеченными рунами, напоминающих об его походе, это был человек известный, предпринимавший славный поход, в котором участвовали многие вожди и знаменитые люди. Из сказания, получившего романтическую форму в позднейшей исландской словесности об Ингваре Видферле (далеком плавателе) и его сыне, Свейне, видно, что на севере много говорили об этом походе и незнакомых странах на дальнем востоке и юге, посещенных Ингваром, что он был швед знаменитого рода, умный и красноречивый, кроткий и щедрый к друзьям, жестокий к врагам, крепкий силами, белый лицом, с красивой осанкой, приличный в обществах и очень сведущий во всяком деле; умные люди сравнивали его с дядей его, Стурбьерном. Он хотел для себя королевского имени, но Олаф Скетконунг отказал ему. В досаде на то он собрался покинуть страну и искать себе земли и власти в других местах. Он поплыл с 30 хорошо снаряженными кораблями в Гардарику, провел там три зимы и научился там многим языкам.
Слыша много толков о трех великих реках, текущих к востоку от Гардарики, о величине средней, самой большой из них, из любопытства он отправился в окрестные места узнать от кого-ибудь, где устье этой реки. Однако ж этого никто не мог сказать ему. Ингвар решился лично узнать это и поплыл к крайним пределам Гардарики с 30 судами. Такое же путешествие предпринимал сын его, Свейн, по смерти отца. Эти походы и неизвестные места, куда приходили Ингвар и Свейн со своими товарищами; разные странные вещи и звери, виденные ими, иноземцы другой веры, их частые сражения с язычниками и победы над ними в этих землях, богатая добыча в серебре, золоте и других металлах, в оружии, в платьях и драгоценных вещах, их приключения с драконами, сторожившими золото, исполинами и чудовищами, разные опасности, из которых выручали их быстрая решительность и благоразумие, великие подвиги Ингвара и Свейна - все это составляет главное содержание саги.
Ингвар и большая часть его сподвижников погибли на обратном пути; только один корабль, на котором плыл Кетилль, один из товарищей Ингвара, воротился счастливо в Гардарику, другой же, сбившись с дороги, попал наконец в Константинопольскую пристань. кетилль же остался на зиму в Гардарике, а весной переехал в Свитьод, рассказал там все случаи похода, и хотя принес Свейну, сыну Ингвара, много горя, но и много богатства. После того сам Свейн предпринимал поход в эти восточные страны(50).
Рассказы этой саги опоездках на Восток, подтверждаемые руническими памятниками, напоинают о походах викингов в Каспийское море. Арабские писатели, как видели мы, говорят, что Прикаспийские страны, принадлежащие сарацинским князьям, посещались русскими викнгами, которые со своими флотами входили в Дон, потом спускались вниз Волгой и грабили везде, где ни появлялись. Не другие, а скандинавские викинги, или в Гардарике находившиеся норманны, были те руссы, которые в 968 или в 969 году совсем разграбили Приволжские города Булгар, Итиль, Хазеран (под именем которого понимается восточная половина города Итиля) и Семеренд, большой и старинный город между Итилем и Дербентом и выше всякого описания богатый виноградниками (там находилось до 40 тысяч виноградных кстов). Русские викинги нападали на всех, разорили, по рассказам современных арабских писателей, все владения булгар, хазар, буртасов на Волге, захватили все их имущество и тотчас после того удалились в Грецию и Испанию. В Испанию, именно в Галисию, действительно прибыл в этом (969) году флот викингов под начальством Гудреда, брата норвежского короля, Харальда Серая Шкура.
Об этих походах, может быть, сохранила темное и сбивчивое воспоминание одна северная сага; ее рассказы похожи на басню, потому более, что подобные путешествия направлялись на самый дальний восток, в страны, не посещенные еще никем, обитаемые разными народами, чуждыми по языку и обычаям; там чудесный зверь, слон и нефтяное пламя, вылетающее из земли, с разными другими невиданными явлениями предстали глазам северных жителей, не знакомых с природой и произведениями Азии; известия о том, занесенные викингами на север, доставили полное раздолье воображению и были украшены сагой до невероятности.
Исландцы, историки древнейших времен Севера, говорят только о поездках отдельных лиц в Гардарику (Россию), но ничего не рассказывают о происхождении князей Гардарики из Скандинавии, также и о том, что скандинавские люди, так называемые в русских летописях варяги, были первыми основателями и государями Руси. Причина, вероятно, та, что исландские летописи, как уже замечено, только по особенным случаям говорят о шведских делах, смотря по тому, в близком или отдаленном отношении находятся они к событиям и переворотам в Норвегии; иногда же мимоходом поминают о тамошних отдаленных происшествиях, по поводу происхождения какого-то исландца из Швеции или его поездки туда и недолгого там пребывания. Впрочем, все события в Швеции и Гардарике были для них, кажется, неизвестны, потому что они вообще имели мало сношений с этими странами. Вероятно, однако ж, что в исландию занесены были некоторые саги о поездках из Свейской и Готской земли в гардарику и о разных замечательных случаях в этой земле. Таковы, без сомнения, те самые саги, которые со множеством других в позднейшей исландской словесности получили романтическую форму в чудных стихотворениях об Ингваре Видферле, Орваре Одде, Херауде и Бозе, Гетрике и Рольфе; основой им, вероятно, служило истинное предание, как бы на было оно перемешано с баснями и чудесами, особенно потому, то главное место действия в этих сагах - противоположные берега Балтийского моря внутри России, также страна близ Ледовитого моря, обитаемая чудью и другими неизвестными народами, где старинное народное верование помещало отчизну исполинов, карликов и чудовищ.
Впрочем, есть и другие памятники, надписи которых показывают, что Асгот, или Асгет, из Аттундаландии и Нертунского прихода плавал к востоку и западу; что брат Брюнюльфа, Ские, и Анунд из Рунтуны в Седерманландии ездили далеко по свету; что Кизил из Рида в Аттундаландии сделался славным в дальних краях, что Арне из прихода Данмарка, Остен из прихода Фресзунда и много других путешествовали далеко "на чужбине", на иноземных берегах умерли, или пали, или погибли со всеми кораблями.
Справедливо можно сказать, что эти путешествия викингов во многих отношениях походили на разбойничьи наезды, буйные вспышки дикой силы, да и были таковы на самом деле. Но и они не остались без важных последствий(51). Правда, в то время, когда гроза еще продолжалась, это было наказанием для человечества, ужас носился перед ними, кровь и разорение отмечали их шаги; многие тысячи семейств видели погибель своего счастья. Однако ж законы, гражданский порядок и мирное исскуство возникли на северо-западном берегу Франции благодаря заботливости тех самых рук, которые держали окровавленный меч. Англия со времен норманнского завоевания и воцарения в ней государей из рода викингов считает начало своей государственной деятельности, своего значения и силы, как держава. Русское государство, основанное скандинавскими князьями, под защитой северных дружин, быстро распостранилось в обширную державу, соединив в себе славянские и чудские племена на севере Европы, жившие без всяких взаимных гражданских связей. Сицилия, принадлежавшая сарацинам, и южная Италия, под властью разных слабых князей, существовали отдельно одна от другой и, следуя изменчивым успехам оружия, доставались по частям то одному, то другому; нормандские странники составили из них одно целое, образовали государство, еще до сих пор сохраняющее пределы, назначенные его основателями. Так долгая война, со всей гордой отвагой викингов, начатая небольшим норманнским поселением у истоков Рейна, кончилось основанием новых государств; это событие имело важное влияние на развитие государственного устройства Европы и на весь ход европейской образованности. Викинги, столько страшные в походах, были не такие уж варвары, чтобы оставить после себя одно слабое воспоминание разорений и разбоев, вместо более прочного и благородного памятника для человечества. Хтя они любили проливать кровь, но зато приносили новую жизнь покоренным государствам, созидали, устраивали и смело вмешивались в общий ход мировых событий.
И для северных стран эти походы были благодетельны во многих отношениях. Какой исход без них нашли бы беспокойные силы? Если бы они ограничивались только взаимной борьбой, то одичали бы нравы, - а они сделались мягче и восприимчивей к спасительному влиянию христианской веры, чему именно воздействовали походы викингов, установившие сношения и связи с более образованными народами. Для обуздания воинского духа и гордой отваги молодых людей не оставалось лучшего средства, как только утомлять их дикую силу под оружием, среди военных опасностей. Это стремление сил за пределы страны было необходимо для безопасного развития гражданской свободы, не задерживаемого внутренними раздорами.
В то время между государствами не было никаких сношений; одна война сводила ближних соседей; ее последствия никогда не простирались далее воевавших народов; тогда скандинавы, живя на самом севере, без другого соседства, кроме диких славянских и чудских племен, были бы совсем отчуждены от всякого сношения с миром, если бы не вызвали их морские походы. Через них они ознакомились с миром и сами стали известны ему. Их знали не только в ближних к ним странах вендов (славян), в Эстонии, Ливонии, Куронии, Семигаллии, России и Германии; они имели сведения об отдаленных землях и островах на океане, никому не известных; они узнали не только Шотландию и Ирландию с окрестными островами, но и Англию с покинутыми там римскими станами, валами и укреплениями. Плавая по всем судоходным рескам Голландии, Бельгии, Франции и Испании, они знакомились с природой и положением этих стран, видели богатые и укрепленные города, замки, храмы, выстроенные из камня, и много других произведений образованности; они знакомились с роскошной природой, вместо морозов и скудных произведений Севера, посылавшей столь щедрые благословения на земли, омываемые морями Средиземного моря; они видели чудесный Миклагард во всем блеске возможного великолепия, посещали Иерусалим и все святые места, привлекавшие толпы паломников в Обетованную землю.
Картина такого множества стран с их разнообразной природой и народов, различных нравами и обычаями, естественно, должна была расширить круг их знаний и пробудить в них новое понятие. Сокровища из золота и других драгоценных вещей, привозимые викингами, как добыча их морского разбойничества, в следующих веках исчезли из страны, подобно всякому неправедно нажитому добру, так же быстро, как и пришли; они принесли с собой только вкус к роскоши, но сами по себе, как добыча морских набегов, не имели большой важности. Гораздо важнее, что с этими походами возникли сношения у северных жителей с восточными и южными, установились торговые пути между Югом и Севером; скандинавы свыклись с путешествиями в чужие края за богатством и сведениями для состязания с другими народами в образовании. А постоянно боевая жизнь в течении многих столетий на открытом море, проходившая в смелой борьбе с самой непокорной из стихий, в предприятиях одно важнее другого, не должна ли была сообщить их духу какое-то дикое величие и обращать их помыслы к бесконечному?
Возвратившись домой, викинги могли передавать много рассказов про чужие края и народы; они наблюдали обычаи иноземных вождей, учились усваивать их себе, получали воинскую опытность, обогащали себя сведениями. Это заохочивало молодых людей посмотреть на свет и узнать что-либо более домашнего быта. "Тот кажется для меня не слишком сведущим, кто не знает никакой другой страны, кроме Исландии", - говорил Болли Боллесон совему зятю, Снорри Годи, в том же смысле, в каком Стурлауг Старфсон отзывался своему отцу, Ингольфу: "Немного будут говорить о нас, если не побываем у других народов"; или как исландец Торстейн отвечал племяннку своему по сестре, Кьяртану, который хотел купить пополам с кем-нибудь корабль, чтобы летом уехать из отечества: "Очень естественно, племянник, что у тебя есть охота узнать обычаи других народов". Точно так же одна сага заставляет говорить Свипдага своему отцу: "Для успехов в жизни надобно иметь какую-нибудь опытность: без того нельзя знать, куда повернется счастье; потому-то я и не хочу сидеть здесь больше и поеду". Его отец, Свипур, с удовольствием слушал сына и дал ему большую секиру, красивую и острую, с такими словами: "Не будь дерзок и горд с людьми: это предрассудительно, но защищайся, если хотят испытать силы твои, потому что мужчине следует не хвастать, а храбро биться в опасностях и испытаниях".
В ссагах везде встречаются подобные черты: они доказывают стремление духа к развитию и образованию, жившее прежде на Севере и питаемое походами викингов, как Фритьоф говорит Бьерну: "Я пойду на войну и стану изучать обычаи вождей", и как Вига Глум, великий исландский скальд и воин, говорил еще в юношеском возрасте: "Нахожу, что ничего не выйдет из моей молодой силы, если не уйду от сюда: тогда только, может быть, придет ко мне счастье моих славных родственников". Если сыновья сами не рвались вон из отечества, их понуждали отцы, которые от детей, шатавшихся дома, не ожидали ничего, как только бесполезных людей, и думали, что "слабый в молодости редко крепент с годами". Путешествие в чужие края считалось практическим училищем рассудка и опытности не только для всякого гражданина, но и князя; в них видели лучшее средство для образования молодого человека, для упражнения сил и обогащения знаниями о мире и человеке, как говорит Хавамаль (Речи Высокого): "Только дальний путешественник, или мореплаватель, знает всякие нравы людей, если только умен". "Если какой-нибудь глупец, - замечает одна древняя сага, - поедет в Иерусалим, то думает схватить мудрости всей Вселенной, а воротившись, не умеет рассказать ничего, кроме пустяков, годных только на то, чтоб заставить посмеяться над ним". Поэтому и тербовали от путешественника, чтобы он все замечал, что слышал и видел; хотели в нем зрелый рассудок, опытную мудрость, приличия в поступках, дарования во всех свободных исскуствах, опытность и сведения обо всем, что было в употреблении у других народов, и происшествия в других краях. В этом смысле говорил Сигурд Сивер своему пасынку Олафу Дигре (Толстому), когда этот воротился в Норвегию после десятилетнего путешествия: " Теперь ты сделался опытным в боях и узнал обычаи иноземных вождей". Это же самое придавало значение воротившимся путешественникам. К ним относятся те похвалы, какими осыпает сага Олафа Трюггвасона, Олафа Дигре, Харальда Хардраде: "Они далеко ездили и желали изведать все, за то и получили себе огромную известность и славу". Эти короли, перестав сами ездить в морские походы, имели обыкновение очень усердно расспрашивать викингов и других путешественников об обычаях и управлении войсками богатых и знатных людей.
Уже законы и религия Одина зародили в сердце норманна желание знаменитого имени и славы. Это желание известности в морских походах и стало главной чертой народного характера. Оттого-то скандинавы очень дорожили происхождением от знатных предков. В то время, когда отличия и значение снискивались одними делами, считалось почетным принадлежать к знаменитому роду; недостаток дворянских грамот заменядло наследственное мужество, составлявшее славу родоначалника; для потомка оно было сильным побуждением прославлять свой род собственными делами. Мы видим из саг, что славное имя предков считалось в мужчине залогом сильного духа и разнообразных дарований. Из рода в род, по землям и морям, разносилась молва о подвигах и храбрости, потому что "геройские битвы раздаются далеко".
Памятники, воздвигнутые на дорогах, пригорках, где происходили тинги, и на жертвенных местах, всегда напоминали о том бойце, в память славной жизни которого поставлен камень; его дела и смерть были воспеты скальдами. Дети на играх, пирах и вместо забав в долгие вечера слышали только про одни битвы и приклбчения храбрых людей, про их подвиги на море и на сухом пути. Если молодой человек, в котором еще не проснулось воинское мужество, достигал того возраста, когда война была для него приличнее разгуливания по домашнему двору или звериной охоты, он рассуждал о своем положении, подобно Хейдреку, что в будущем не много станут рассказывать про него, не услыхав ничего, кроме того, что он сделал до сих пор; потому хотел испытать себя в битвах, для получения такой же славы, какая была уделом его отцов и дедов.
По рассказам саги, Хаки, смертельно раненный в битве при Фюрисвалле (равнине на реке Фюри, при Упсале), зажег свой корабль, нагруженный оружием и трупами, велел положит себя на него и в этом пламени на всех парусах поплыл из островов в открытое море, чтобы жить в памяти потомства. Эйрик отказался с негодованием от свободы и всех благ жизни, какие предлагались ему за позор, велел бросить себя на копья и в предсмертных мучениях пел последнюю песню про свое мужество и презрение к смерти. Ивар велел поставить себе могильный курган в том месте его королевства, где чаще всего нападает неприятель. Рагнар, когда молва принесла ему весть о славных делах его сыновей, размышлял, как бы совершить самому какое-нибудь славное предприятие, которое затмило бы все другие, и отправился в поход на Англию только с двумя кораблями, потому что никогда еще не слыхано было, чтобы земля, подобная Англии, могла быть завоевана с такими малыми силами. Предприятие, разумеется, не удалось: король Элла взял в плен Рагнара Лодброка и бросил его в башню, наполненную змеями. Умирая, Рагнар пел песню. "Кто бы ни был ее сочинитель, - говорит красноречивый историк "Завоевания Англии норманнами", - она носит живой отпечаток военного фанатизма и религии, которые делали столь страшными датских и норманнских викингов в IX столетии". (О. Тьерри. История завоевания Англии норманнами).
Мы приводим здесь эту песню:
"Мы поражали мечами в то время, когда еще юный я ходил на восток готовить волкам кровавую трапезу, и в той великой битве, когда всех жителей Хельсингии я отправил в чертоги Одина. Оттуда корабли принесли нас в Ифу, где наши копья пробивали латы, наши мечи разрубали щиты".
"Мы поражали мечами в тот день, когда я видел сотни людей, лежавших на песке у одного английского мыса: с оружия капала кровавая роса; стрелы свистали, отыскивая шлемы... О, это было для меня такой же отрадою, как держать на коленях у себя красавицу!"
"Мы поражали мечами в тот день, когда я заколол юношу, который так гордился своей прической, спозаранку бегал за девушками и искал случая поболтать с вдовами... Какое же другое назначение для храброго, как не смерть в бою в числе первых? Скучна жизнь того, кто никогда не бывал ранен; надобно, чтобы люди нападали и защищались".
"Мы поражали мечами; но узнаю теперь, что люди - рабы судьбы и повинуются приговору норн, в присутствии которых начали жить. Я не думал, что мне придется умереть от этого Эллы, когда устремлял наперерез волнам свои ладьи и давал ткаие обеды хищным зверям. Но мне так весело при одной мысли, что для меня готовится место в чертогах Одина, что скоро, заседая на пышном пире, мы будем пить пиво полными черепами".
"Мы поражали мечами. Если бы дети Аслауг знали мои теперешние страдания, если бы знали, что ядовитые змеи вьются по мне и покрывают меня язвами, они содрогнулись бы, в них вспыхнуло бы желание битвы, потому что я оставляю им мать (в другом месте: "я выбрал для них мать"), от которой они получили бестаршные сердца... Ехидна прокусила мне грудь и касается сердца... я побежден, но надеюсь, что скоро копье которого-нибудь из моих сыновей пройдет сквозь ребра Эллы".
"Мы поражали мечами в пятьдесят одной битве. Сомневаюсь, есть ли между людьми король славнее меня. С молодых лет я проливал кровь и желал такой смерти. Валькирии, посланницы Одина, называют мое имя, манят меня; иду пировать с богами на почетном месте. Часы моей жизни на исходе, но умру с улыбкой".
Все эти рассказы имеют только то смысл, что в скандинавах преобладало желание знаменитого имени; везде в древних сагах оно является могучим двигателем жизни, исполненной подвигов и великодушного презрения смерти. Оно было главной целью, которую искали всей силой воли, данной в полной мере жителям Севера, всей отваго, не бледневшей перед опасностью и смертью, храбрами делами и смелыми путешествиями, странными предприятиями и исскуством в гимнастических упражнениях. "Лучше умрем храбро и с похвалой, нежели явимся трусами. Король должен жить для славы и хвалы, а не искать долгой жизни и глубокой старости", - так говорили у скандинавов короли и храбрые люди, так и жили они. Славная жизнь и смерть, известность у современников да память в потомстве составляли всю прелесть существования. Ни одно житейское правило не залегло так глубоко в их сердце, как следующее изречение, переходившее из рода в род, замечательное даже и ныне:
Гибнут стада,
Родня умирает,
И смертен ты сам;
Но смерти не ведает
Громкая слава
Деяний достойных.
В этом смысле действовали всю жизнь великие личности. Бессмертие имело одушевляющую силу для молодого поколения; оно ускоряло для юноши возраст мужества; без того - он оставался пустым человеком, вырастая у отеческого очага для незаметной доли, без уважения от современников, легко забываемый потомками; к этому числу принадлежали все, жизнь которых не была отмечена храбростью, не озарена славой. Известное имя приобретало для скандинава братьев по оружию и друзей, давало ему почетное место в королевское комнате, снискивало уважение старых и молодых, великих и малых. Оно пролагало для него путь к сердцу хорошей девушки, которая не столь любила красоту и молодость, сколько храбрость и достоинство совершенного мужа, лучше выбирала людей с именем; неизвестным женихам отвечала так же, как Аса, дочь ярла Хринга, Стурлаугу: "На что мне брать в мужья того, кто сидит все с матерью, в домашнем гнезде, и лучше любит заниматься хозяйством, нежели искать чести и славы?"
